Своему нереальному бреду я и сам, если честно, не верю (с)
*Мышь с голоду повесилась. Ну, почти. Почти повесилась, в смысле. Шоколад со стола был предусмотрительно спрятан - он дорогой нынче, и делить его с мышью - черта с два! Бедное животное заглянуло в пустую кружку, забытую у монитора, прошло вдоль клавиатуры и шмякнулось с коробки с дисками прямо на пол. Не убилась все-таки. Но звук был стоящий. Котэ-мышеловка не сработала, по причине неисправности самого котэ.
*В лет двенадцать неуемно строчила стихи, хотя читать не любила абсолютно. В шестнадцать втянулась-таки и бросила рифмоплетство. Как-то оно взаимозаменяемо получилось. Кстати, под руку попался сборник с избранным Цветаевой. Вот чудно: где-то год назад она была совершенно не моей, сейчас наоборот пугает такая близость многих стихотворений. А у меня еще Асадов обнаружился :3 Я и забыла, что купила.
Своему нереальному бреду я и сам, если честно, не верю (с)
Автор: Mai Cheska (Da-nu) Бета: Rai Ruri Фэндом: Ориджиналы Персонажи: Автор|Бета Рейтинг: G Жанры: Фемслэш (юри), Повседневность Посвящение: Ruri, моя любимая бета, только тебе.
Я это сделала!Познакомились еще в школе. Как-то получалось, что до класса девятого вместе обсиживали первые парты (еще бы, две самые невысокие, самые молчаливые и непопулярные). Лиля – тот самый «ботаник», что нет-нет, да и заведется в любом классе. Ася – типичный аутсайдер, девочка «себе на уме», и рыжая, к тому же. Привлекать внимания не любила и свои огненные пряди срезала. Стрижка "под мальчика" к концу школы стала ее привычкой. Лилия напротив выросла в настоящий цветок, красивая, миловидная, не смотря на то, что почти не подросла, и когда-то равной по росту Асе, доставала сейчас едва до подбородка. Не сказать, что дружили, но держались всегда вместе, так попросту было легче. Помогали друг другу с учебой, но ни разу не отдыхали вместе, собственно, их взаимодействие заканчивалось со звонком, сообщающем о конце занятий. Наверное, ничего бы и не изменилось, если бы Ася не притащила в школу очередную книгу, не учебник, а что-то из своей домашней библиотеки. — Отвратительный финал. — Прости? — Лиля одернула пиджак и откинула прядь вьющихся светлых волос от лица. — Разве конец повествования не должен быть ярким? Это жирная черта, итог, завершение. Вот только автор, — Ася ткнула на фамилию, золотыми буквами блеснувшую на черной обложке. – Похоже, так не думал. Все впечатление смазано. — Перепиши по-своему, — добродушно бросила Лиля, перед тем как выйти из класса. Конечно, она не думала, что соседка по парте воспримет эти слова, сказанные скорее шутки ради, всерьез. Потому несколько страниц рукописного текста, которые Ася впихнула ей на следующий день еще перед первым уроком, оставили Лилю в недоумении. Впрочем, уже к звонку все было перечитано. Никакой контрольной не было, но тонкая полоска бумажки, которую получила Ася, и не содержала вопросов или подсказок. Аккуратным почерком были написаны пара предложений, пара предложений, которые заставили Асю писать снова и снова, больше, лучше: «Это удивительно. Пожалуйста, если напишешь еще что-нибудь, дай мне прочитать. Кстати, я исправила пару ошибок, будь внимательнее». Внимательнее Ася не стала. И время от времени нарочно допускала пару промахов, чтобы такая немногословная бета говорила еще. Говорила о том, что стоит исправить, что получилось лучше, а что можно переписать. Они стали нужны друг другу в один момент, и даже школа перестала быть каторгой. Еще бы – здесь альфа передавала свои тексты бете, а бета чувствовала, что делает что-то по-настоящему важное. Важное хотя бы для одного человека, не сводившего с нее глаз ни на секунду. Читать и комментировать, слушать и запоминать. А потом просто стало не хватать времени – выпускной и экзамены, подготовка к поступлению и планы. Планы – такое сладкое слово. В планах Лилии была учеба на корректора и переезд в столицу. В планах Аси не было ничего – все было в ее текстах, плавно скатившихся к фемслешу и романтике. Писала много. Порой – через силу, просто чтобы была возможность позвонить и с радостью в голосе спросить: — Найдется полчаса? У меня новый текст. Это был первый раз, когда Лиля не согласилась. Причину вполне можно было счесть уважительной – гости из другого города, давно не виделись и все прочее. Но Ася плакала. Плакала тихо, и слезы капали на «л», «ю», «б», «л», «ю». По крайней мере, так казалось девушке, отчаянно вцепившейся в собственные плечи и пытающейся подавить рыдания. Последняя неделя в школе и лето, которое они проведут порознь. У Лили отдых на море с семьей, у Аси пустая квартира и черный ноутбук с десятками рассказов, посвященных только одному человеку. Del. Ok. Как жаль, что их ничего не объединяет, кроме текстов. *** — Лиля, пирожные «Орфей», что есть в кафе у твоего дома, потрясающе вкусные. Не хочешь попробовать? – это было так банально, но непривычно, гораздо более непривычно, чем традиционный вопрос о бета-правке. И ответ, классическое «да», звучало как-то совсем иначе. Спеша по вечернему парку Ася только улыбалась, не в силах избавиться от мысли: — Это не конец. Конец должен быть ярким. А это просто предыстория.
Будьте бдительны! Банальщина. Бессюжетность. - Это приказ? – оторванный от работы Соби поднимает глаза на вошедшего. - Вот еще, – недовольно вздрагивает кончик черного хвоста. – Так ты поможешь? Агацума поднимается, оставляя вылизанные мазками масляных красок холсты, сплошь усеянные вихрями бабочек. Рицка проходит в комнату, не отрывая от этих картин глаз, и достает альбом. Принесенная им бумага, тонкая и искусственно-белая, выглядит для этой мастерской почти оскорбительно. Зато высыпанные цветные карандаши тут же уничтожают строгость черного стола, за который проскакивает Аояги. Соби быстро вытирает следы краски с пальцев, присаживаясь рядом. Он все понимает - по напрягшейся вмиг детской спине, по тонким пальцам, мертвой хваткой сцепившим красный карандаш - слишком близко. -Я, - начинает говорить Рицка, и Соби хочется наклониться еще ближе. – Я уже пробовал тут… Соби рассматривает листы, уже лишенные своей белоснежной пустоты. Тут же отмечает - Рицка излишне тороплив: линии, разбегающиеся из-под карандашей не равномерны и не аккуратны, и… И это очень мило, потому что Агацума не хочет расценивать работы своей Жертвы как это делают преподаватели, не хочет выискивать ошибки или исправлять. Особенно исправлять. - Ну, как? – несмело спрашивает Рицка, и его прижатые кошачьи уши выдают волнение, заполнившее сейчас душу подростка. - Чересчур мрачно, – думает Соби. Но он лучше кого-либо знает, почему темнеют листы под карандашами младшего Аояги. - Эй, Соби… - не успевает возмутиться Рицка, когда, легко касаясь губ, Соби целует его. - Очень хорошо, мне нравится, - Соби утвердительно кивает, но Аояги не решается спросить, точно ли это относится к его рисункам. - Но… Агацума уходит в другую комнату и возвращается уже с красками. Масляные, они пахнут совершенно непривычно: - Я научу тебя большему.
Своему нереальному бреду я и сам, если честно, не верю (с)
Моя жизнь скучна, тяжела, однообразна, потому что я художник, я странный человек, я издерган с юных дней завистью, недовольством собой, неверием в свое дело, я всегда беден, я бродяга (с) А.П.Чехов "Дом с мезонином"
Своему нереальному бреду я и сам, если честно, не верю (с)
Что я делаю...
(Все начало обрезано за абсолютной глупостью)
Есть и совсем иные: Стихи, сбитые наспех, чужие Для многих, и кусаются, лают Или воют на страницах, как волки, Они и не знают толком, Зачем появились где-то Кроме головы поэта.
Своему нереальному бреду я и сам, если честно, не верю (с)
ЧытацьКінь вокам на увесь абшар зямлі: Вось хату шчыльна абышлі Парканы з гострымі цвікамі, Пасыпаныя бітым шклом, Глядзі — ў прасторах за сялом Мяжамі Падзелены на нівах каласы, Ідуць канаўкі праз лясы, I стопудовыя гранічныя каменні Сярод лугоў бяскрайніх заляглі. Шнуры штыкоў па ўсёй зямлі Гараць, як дзікае хаценне, На гасударстваў рубяжы. Глядзі: паўсюль мяжы.
Нязмерны вольныя прасторы Святой зямлі,— a чалавек Мяжы, ірвы, тыны рабіў за векам век. Хаваўся ў іх, як ліс y норы, I жыў пужліва сам — адзін, Дрыжачы, як лісцё асін, Зласлівы, бессардэчны, хцівы, Такі здрадлівы, Для ўсіх чужы, зусім чужы. Вакол яго — платы, мяжы. Пабач, што робіцца за гэтымі платамі! У надмернай працы гіне тут Галодны і абдзёрты люд, Каторы моцнымі рукамі Стварыў усе багацтвы на зямлі: Правёў ён скібы на раллі, Ен рэйкі пралажыў чыгунак, Заводаў коміны падняў y выш нябёс, A сам даўно сляпы ад слёз I ўжо забыўся аб ратунак.
Глядзі: па ўсёй зямлі святой Шырокай хваляй залатой Без краю блішча збожжа мора, Цвітуць лугі, шумяць лясы... Так многа ёсць паўсюль багацтва і красы, A людзі нішчацца y голадзе, y зморы Ад беднаты, ад цемнаты, Бо скрозь — мяжы, бо скрозь — платы.
1914
І яшчэ адзін. Вельмі ж тут сама мова падабаецца : ) А калі ў голас чытаць - дык ўвогуле цуд.
Iзноў пабачыў я сялібы, Дзе леты першыя прайшлі: Там сцены мохам параслі, Вясёлкай адлівалі шыбы. Усё ў пылу. I стала мне Так сумна, сумна ў цішыне. Я ў сад пайшоў... Усё глуха, дзіка, Усё травою зарасло. Няма таго, што раньш было, I толькі надпіс «Вераніка», На ліпе ўрэзаны ў кары, Казаў вачам аб тэй пары. Расці, ўзмацовывайся, дрэва, Як манумент жывы, ўставай I к небу надпіс падымай. Хай нерухомы словы спева: Чым болі сходзіць дзён, начэй, Тым імя мілае вышэй.
(М. Багдановiч)
@музыка:
ДетиДетей - Всё живое, Холодильник, Оса. Какой у Хитрик красивый голос : )
Своему нереальному бреду я и сам, если честно, не верю (с)
Fem!Ал|Fem!Эд. " - Грудь? Да все с ней в порядке, ходячий комок комплексов. - Я все слышала!". Сам себе автор, сам себе заказчик, да.
Чуть фемслеш и инцест >_<Ал разбирает чемоданы, в то время как ее неугомонная сестрица занимает ванную комнату. Возвращение домой. Хотя домом сейчас для них становится любая гостиница с более-менее терпимыми условиями. - Ал! – громкий голос, гневный взгляд и отсутствие одежды. Впрочем, Эд никогда не отличалась скромностью, а закрытая на замок дверь давала гарантию, что в ближайшее время тревожить их никто не станет. – Ал, дай что-нибудь из твоего тряпья. Вот оно – настоящее золото, головная боль и неисполнимая мечта любого алхимика, ведомого жаждой обогащения, вот оно – в глазах, в прядях еще мокрых волос, доходящих до лопаток, вот оно. Ал передает блузку – белую, и юбку, едва доходящую до колен, – черную. Такой официоз – настоящий лимон для Эд, и она морщит аккуратненький носик, недовольно сводит брови, но одежду натягивает. Выглядит Эд блестяще. - Это вынужден признать даже Мустанг, - усмехается своим мыслямстаршая из Элриков и одновременно пытается найти способ оттянуть сдачу отчета, пока в голову не забредает очередная мысль: - А грудь-то могла быть и больше, – с такой интонацией обычно возмущаются низкой зарплатой. Эд расстегивает несколько верхних пуговиц блузки и осматривает себя еще раз. - Да все с ней в порядке, ходячий комок комплексов, – легко, беззлобно и полушепотом сообщает Ал. И обнимает со спины, и целует в висок, усмехаясь. - Я все слышала! –чуть рассерженно. Но у нее всегда так, ложка дегтя в бочке меда, разве трудно стерпеть? Тем более, что волосы и правда пахнут медом, и Ал вдыхает этот запах снова и снова, пока раскрасневшаяся сестра не выталкивает ее из ванной.
Своему нереальному бреду я и сам, если честно, не верю (с)
Это, наверное, одно из преимуществ плохого зрения: когда зеркало далеко, и ты слабо различаешь в нем собственные черты, можно домыслить себе красивую внешность. Именно красивую. Не привлекательную, не милую, а вот почти идеальную для визуального восприятия по всем параметрам. Забавно так. : )
Своему нереальному бреду я и сам, если честно, не верю (с)
Cheska: бонд. джеймс бонд Cheska: педик. псих-педик Nissa: а я ПИшник Nissa: рафик! Cheska: меня выпрут сразу после представления Nissa: так ты так не представляйся Cheska: ага, латентный педик
Своему нереальному бреду я и сам, если честно, не верю (с)
Энви/Уинри. Принять облик Эдварда и прийти к девушке, когда она дома одна. "С тобой всё в порядке? Ты раньше никогда себя так не вёл". Заказчик - Рыжий Сплин
Заявка нагло переврана.
Тут 211 слов вродетекстаВолосы, собранные в косу, неприятно бьют по спине - Энви не удерживается от недовольной гримасы. Уинри то и дело обеспокоенно поглядывает на Эдварда: - С тобой все в порядке? - Да, разумеется. Нет, черт возьми! О каком порядке может идти речь, если вместо того, чтобы убить девушку от руки Стального еще дома, он тащит ее сумку к поезду, он терпит одежду, плотную и полностью скрывающую, – мерзко, неудобно. А самое паршивое в этом – он слушает, как неуемно она говорит, слушает, слушает и не может наслушаться, и почти благодарит людей за болтливость. Она идет чуть впереди. Короткая юбка и распущенные волосы. Она улыбается, она смеется. Энви молчит. Язвительный, бесшабашный Энви молчит. Самому тошно. Уинри не знает, как близко ее неудавшийся убийца. Перед тем, как запрыгнуть в поезд, она касается его руки, не протеза, а чувствующих пальцев. И Энви клинит, кажется, слепое потакание желаниям не так уж плохо – губы у нее теплые, и пары секунд хватает, чтобы утолить возникший из ниоткуда порыв. Смущенно краснеющей Уинри ему не нравится. - Ты никогда раньше так себя не вел, Эдвард… - говорит она. Продолжает улыбаться, робко и скованно, теребит юбку и не поднимает глаз. Но Энви уже не смотрит на нее. - До скорого, – говорит Эдвард. Больше не увидимся, - думает Энви. Собственная зависть выжирает его изнутри.
ТТ_ТТ это ыыаа, потому что фик, похоже, вообще не воспринимается текстом. Его читать вслух должен. Автор >_< Пичаль-пичальная, но я честно люблю Энви старалась. И вообще, это был способ избавиться от навысшей хандры.