Своему нереальному бреду я и сам, если честно, не верю (с)
Multifandom Het Fest
Bleach. Улькиорра/Орихиме. Попасть в сильную метель. Утопая в снегу, идти на голос друг друга. (К сожалению, и заказчика замело по дороге.)
читать дальшеДаже прикрыв ладонью от крошек снега наручные часы, разобрать показываемое тонкими стрелками время было почти невозможно. Темноволосый парень, одинокий силуэт которого едва был заметен сквозь пелену вьюги, переминался с ноги на ногу, пытаясь согреться. Ветер щедро рассыпал комки-хлопья легких снежинок, походивших более на тысячи журавликов, каких складывают из бумаги для исполнения желаний.
Подождать еще немного.
Все-таки лучше было бы встретиться у входа в кинотеатр, но Орихиме выбрала это место, а спорить о подобных вещах было не в правилах Шифера. Девушка сама ему позвонила и, выпалив что-то о новом фильме, сообщила о месте и времени встречи. Ответ Улькиорры состоял лишь из короткого одобрения, хотя пригласи его кто-нибудь другой, он вряд ли бы согласился.
Еще раз протер дисплей телефона. Ее номер – первый в записной книге, но что-то мешает нажать кнопку вызова, и темноволосый прячет мобильный обратно, черными перчатками быстро стряхивает с себя снежок.
Скоро придет, обязательно.
На звук своего имени парень среагировал тут же. Голос негромкий, но уверенный. Ее голос. Сквозь свист разъярившегося ветра он казался слишком отдаленным, потому Улькиорра сам позвал девушку по имени, произнося все еще непривычное «Орихиме-сан». Похоже, услышав отклик, Иноуэ стала звать громче и, вдруг, так же звонко вскрикнула. Парень попытался бежать, но ноги утопали в снежной трясине, увязали, мешая двигаться вперед, хотя,как ему казалось, оставалось не так много. Голоса девушки слышно не было, и Шифер не мог понять, перестала ли она звать, или он не услышал ее. А метель вдруг, будто нарочно, сильней застилала глаза и била жестче, словно от досады, стонала и выла, кидалась на встречу, останавливая, сбивая с пути.
Хватая ртом ледяной воздух, Орихиме пытаясь избавиться от снега, набившегося за воротник при падении. Он таял на горячей коже и уже в виде холодных капель продолжал мучить девушку, которая от неприятного ощущения только кривила носик. Поднявшись, Иноуэ тут же осмотрелась, насколько позволяла разгневавшаяся стихия, и сделала было шаг вперед, как почва снова стала уходить из-под ног. Неуклюже раскинув руки и зачем-то зажмурив глаза, Орихиме приготовилась снова испытать все радости падения в сугроб, но сзади вовремя схватили за капюшон. Распахнув глаза, рыжеволосая облегченно выдохнула и улыбнулась: «Спасибо, Улькиорра-кун!».
Он просто отвел взгляд и стянул с себя шарф, небрежно обмотал им притихшую девушку и, взяв за руку, повел прочь от злополучного сугроба, от входа в заснеженный парк, от смирившейся с поражением метели. Иноуэ ступала за парнем след в след, прячась за его спиной от снежных хлопьев, не разбирая дороги, но абсолютно доверяя ему. Полностью закрыв лицо теплым шарфом, пахнущим странно: мятой и… самим Улькиоррой, Орихиме улыбалась. Все же, замечательная в этом году зима.
Ромео и Джульетта. Ромео/Джульетта. Встретиться в следующей жизни. (Заказчик - Decentra-chan)
На пункте с "следующей жизнью" автора немного занесло, так что...
читать дальшеОни встретились случайно.
Он сидел на скамейке у входа в городской парк, до ее появления – без дела, но теперь не сводил глаз с миниатюрной девушки напротив. Поглощенная чтением, она не замечала ни ароматов весенних цветов, ни внимательно следящего за ней юношу, лишь изредка поглядывая на аккуратные часики на тонком запястье. Она была из тех, кого называют не красавицами, а очаровашками: необъяснимое обаяние ее не ставилось под сомнение. То, как она бегло перелистывала страницы, как мимолетно улыбалась, как теребила пальчиками ленты на светлом платьице – все это казалось странно-волшебным, зачаровывало. Даже ветер, казалось, нарочно время от времени невидимой рукой трепал каштановые пряди, просто чтобы, стихнув, видеть, как она, тихо смеясь, станет их поправлять.
В таких, как она, наверняка, влюбляются с первого взгляда. Может быть, он тоже мог бы в нее влюбиться.
Но сейчас она закрыла книгу, поднялась, и вот – быстрые шажки ведут прочь из парка. Когда очередной порыв ветра вырывал из ее рук полупрозрачный платок, юноша уже убедил себя, что идти за нею было бы наивно. Но лоскут легкой ткани ложится ему под ноги. Пересекаются взгляды, и в один голос звучит вопрос:
- Мы знакомы?
Неловко. Она смущена, зачем-то извиняется, забирает платок из его рук и, стараясь побороть робость, громко произносит:
- Юлия. То есть, мое имя… - он думает, что у нее на удивление приятный голос.
- Роман. – она думает, что он довольно дружелюбен и не так надменен, как кажется на первый взгляд.
Названо достаточно.
Она улыбается.
Он делает шаг навстречу.
Уходят они вдвоем.
APH. Россия/Беларусь. Обнимать его сзади за плечи и шептать на ухо успокаивающие слова. NH! (Заказчик не нашелся).
читать дальшеОн делает последний глоток и отбрасывает бутылку. Даже тут, сидя на снегу, он не чувствует холода. Ему жарко – оттягивает длинный шарф, и, опираясь на излюбленный кран, поднимается с колен. Неблагодарно бьет в лицо снег, но он не щурит глаза и не прячется. Там, за спиной, уже слышны ее шаги.
Пришла.
В неизменном синем платье, по заметенной, едва виднеющейся тропе, приближается к Ивану. Снег скрипит, как эти мерзкие игрушки с крахмалом внутри, – она злится. Пробираться сквозь дебри лесов, какие есть только у нее, находить пути в болотах – непросто, но уже привычно. А в этих открытых равнинах, занесенных сугробами, на ветру… оступается, падает.
Россия откупоривает еще одну бутылку.
Арловская отряхивает одежду и подходит со спины. С ее ловкостью, с ее проворством вонзить клинок между лопаток не составит труда... Достает нож как обычно - незаметно для глаз.
Брагинский даже не оглядывается, когда к нему прижимается всем телом низкорослая девушка, когда, поднимаясь на носочках, она начинает говорить. Чуть слышно, шепотом. Слова смешиваются с воем ветра и перестают быть различимы для Ивана. Но она продолжает, говорит-говорит, усмехается и снова продолжает… Звучит это мистически, пугающе, как заговор, как мантра, как заклятие.
Наташа чувствует, как тяжело и часто дышит Брагинский, видит, как сцепляют пальцы металл, и почти представляет, как блестят «пьяные», аметистовые глаза. Конечно, не от слез – что за глупость? Под ресницами то и дело мелькает тень гнева. Она уверена. Сегодня он не на шутку зол.
Ее оружие, его оружие. Металлом по металлу. Звук противен, и Иван расправляет плечи, стряхивая с себя Арловскую.
«Не сейчас, успокойся, Ваня. Подожди немного, заберем сначала сестру. Еще не время, Ванюша…» - повторяет она, уже громко, но спокойно, скатываясь к какой-то безумной нежности лишь на имени, на обращении. Он верит. Хладнокровна и выдержана, с вжившимися чертами иезуита. Ха, жизненный опыт. И своенравная, гордая. Чертовка.
«Надо взять с собой Украину» - повторяет Наташа и поправляет бант на волосах. Черный. И душа – потемки.
«Надо» - соглашается Иван и уходит. Он итак слишком долго ждал. Слишком долго терпел это отрепье… Англия, Германия, Китай, Франция… черт.
Россия оборачивается и наклоняется к не отстающей, но едва поспевающей за ним Наташе. Аристократически-белая кожа и поалевшие от поцелуя губы. Брагинский разворачивается и снова идет вперед, так и не увидев вспыхнувшей на мгновение безумной улыбки.
FMA One String Fest
Эд|Ал. Гадать по теням. А! (Заказчик опять-таки не найден).
читать дальшеЭдвард соглашается на это только ради брата.
Гадания – глупости и самовнушение. А так называемое «предсказание по теням» вообще представляет собой один из отвратительнейших примеров. Бесхлопотным молодым девицам, возможно, это в удовольствие: тонкие пальчики будто ненароком будут придавать бумаге желаемую форму, но вот автоброня просто сминает вчерашнюю газету с очередной лентой угрожающих статей, с очередной ложью, с очередным некрологом…
- Брат! - удрученно произносит Ал, когда то, что по правилам следовало чуть примять, превращается в скомканный донельзя шарик. – Сейчас я принесу еще…
Эдвард молчит.
Бумага на подносе сгорает мгновенно: едва успевает озарить светом внушительных размеров доспех. Альфонс боится, что время уйдет так же быстро, боится, что может ничего не измениться. Не измениться. Ничего.
Стены, гладкие и холодные, вряд ли можно назвать интересным зрелищем, но когда Эдвард ближе подносит свечу, чтобы от пепла бумаги упала тень, то видит только сосредоточенный взгляд брата.
Тень покажет то, что грядет. Вот только каждому из них хочется верить в лучшее. Именно поэтому Ал долго примеряется, выбирая подходящее положение для «чтения». Они не обращают внимания на тени в виде языков пламени и воронов, пропускают очертания, схожие на оружия и руины, не замечают и других отчетливых знаков, мелькающих в тенях…
Пропадает азарт Альфонса, недовольно хмурится Эдвард.
Когда поднос, на котором лежала сгоревшая бумага падает, Ал неловко подхватывается и бормочет о том, что приберет все сам, а брату неплохо бы выспаться – уже поздно, завтра снова ранний подъем, да и сколько уже можно заниматься этой ерундой, в самом-то деле…
Эдвард оставляет свечу на столе и направляется к спальне. Он знает, что они с братом видели одно и то же, знает, что не случайно был уронен поднос.
- Знаешь, в конце, мне показалось, что я видел инструменты… так что каким бы ни было будущее, от Уинри там нам не отделаться.
Получается неубедительно, но Альфонс кивает. Эдвард выдавливает улыбку. Его небольшое вранье уже ничего не испортит.
А гадания все равно глупости и самовнушение.
Риза Хоукай. Таймлайн Ишварской войны. Первый снайперский выстрел. А+ (Заказчик - Рыжий Сплинкак же мне нравится ник).
читать дальшеОна солдат. У нее приказ. И потому позиция занята, руки сжимают снайперскую винтовку, а глаза уже выискивают среди бесконечных песчаных холмов человека.
— Нет, не так, – тут же исправляется. — Врага.
Но Риза не привыкла себе лгать: она не хочет стрелять. Стрелять в безоружных, стрелять в людей, заслуживающих жизни, возможно, больше, чем она сама, подписавшаяся на это. Агрессор.
До последнего надеется, что в полуразрушенных зданиях, где их отряд проводит «зачистку», никого уже не осталось. Но змеями в песке мелькают ленты, черно-оранжевые, слишком яркие для этих мест цвета костей и гноя, мест, выжаренных солнцем. Только пока далеко для выстрела. Надо ждать.
Вообще, все должно было быть не так. Тренируясь на неподвижных мишенях, всаживая пули в бездушные куклы, она настраивала себя на то, что в следующий раз под ее прицелом может оказаться человек. Старалась представить, каково это – лишать другого жизни. Было не по себе, но убийство казалось ей крайней мерой, а предполагать и испытывать – на деле оказались слишком различно. Чересчур разные впечатления. Мышцы стонут от напряжения и неподвижности, тело вмиг становится невыносимым, тяжелым, будто по венам растеклась бронза и железо, будто одно движение – нажим на курок – и собственное сердце остановится…
Все, есть. Расстояние выстрела.
Сглатывает, смахивает челку, целится. Мужчина. Один. Лет двадцать пять-тридцать. Он не видит ее. Отворачивается. Он не видит ее – нужно стрелять…
Тошнота и озноб. Риза обещает себе больше никогда не смотреть в лица людей, в глаза людей, которых обрекает на смерть. Почему он только обернулся…
Но это проходит меньше, чем за пять минут. Ее тело снова кажется ей легким, руки не сковывает необъяснимая тяжесть, а сердце ровно бьется в груди. Только перед глазами стоят — не хотят исчезать, яркие ленты, черно-оранжевые. И почему-то из-за них так рябит в глазах, слишком, жжет до слез…
Она солдат. У нее приказ. Что за жалкое оправдание? И почему, почему, черт возьми, это настолько просто. Нельзя. Неправильно. Но мысли суетливы и беспорядочны, как песчаные могилы, в которых они оставляют ишварцев… На группу людей, немо бредущую по нежилому отныне городу, опадает ночная прохлада. Сон – вот что сейчас необходимо. Отдых, забытье, хоть ненадолго. Но когда Риза закрывает глаза, чернота быстро смеяется вереницей вспыхивающих цветов: оранжевый, черный, оранжевый, черный, красный, красный, красный…
В красном тонет, до утра проваливаясь в неспокойный сон.
D. Gray-man mini fest
Лави/Аллен. "Я действительно хочу быть книжником, или мне кажется, что я хочу им быть?" (Заказчик, ку-ку).
читать дальшеСерость. Холод. Последний, почему-то не растаявший, грязный снег под ногами в избитых колеях дороги. А по ней устало следуют два человека: в принципе, ничего примечательного, если бы не особая одежда, которая уже местами потрепана. Для них, похоже, это утро выдалось не самым лучшим, но путники упрямо движутся вперед: еще немного - и будет виден Орден.
Они молчат, от этого звуки вокруг кажутся более ясными, громкими, до тех пор, пока первый из экзорцистов, рослый парень, не окликает идущего немного позади спутника:
- Ой, Аллен, тебе не кажется...
Отсутствующий взгляд сменяется устало-недоумевающим. Совсем еще юноша, но со странно-пепельного цвета волосами улавливает лишь обрывок фразы "...что-то не так?". Осматривается и негромко отвечает:
- Акума здесь нет, иначе бы...
- Я говорил не об этом, - рыжий недоволен. Его напарник на протяжении всей миссии не обращал внимания на его слова и совершенно отказывался налаживать беседу, без которой обладателю яркой шевелюры было до невозможности скучно. Когда Лави уже собирается съязвить по этому поводу, Аллен вдруг устало прикрывает глаза и останавливается, жадно вбирает холодный воздух – готовится:
- Я, Лави, скажи, я действительно должен, нет, хочу быть экзорцистом, или это мне просто кажется?
Они стоят. Тихо. Холодно. Лави всматривается в лицо попутчика, только когда молчание начинает давить, может, за секунду до того, как Аллен пробормотал бы какое-нибудь извинение и попросил забыть о вопросе, он, усмехаясь, произносит:
- А я, я действительно хочу быть книжником, или мне кажется, что я хочу им быть?
Светловолосый вздрагивает. Ошарашено глядит вслед быстро шагающему по грязному пути книжнику - он совсем не смотрит под ноги. В небо.
- Как бы там ни было, назад у меня дороги уже нет, - рыжеволосый растягивает на лице знакомую дугу легкомысленной улыбки. Аллен замирает, не решаясь ступить вперед. Но уже спустя мгновение, полагая, что сделает правильный выбор, едва заметно улыбается.
-Сколько еще собрался на месте топтаться? Так и увязнуть в этой слякоти не долго.
Уолкер утвердительно кивает и, сильнее сжав ручку дорожного чемодана, уверенно ступает за Лави.
Верно, так и должно быть. Смотреть вперед, только вперед. Разве что еще немного, совсем чуть-чуть - на небо.
FFest
Original. Семья кошек. Хозяевам приходится отдавать котят, когда они вырастают. Для кошки это не в первый раз – она знает, что ее малышей скоро отдадут. Ее мысли и чувства по поводу скорого расставания со своими детьми. Заказчик - Мисс Грант, сдававшая, но не сдавшая экзамены.
С какими роскошными никами мне заказчики достаются.
читать дальшеОни еще ничего не понимают и пропадают обычно по одному. Так происходит каждое лето, вот уже пятый год подряд, но разве это что-то меняет?
Сейчас кошка, породистая, трехмастевая, чуть прикрыв глаза лежит на ковре в центре комнаты. Хозяйские дети обступили ее, и немое любопытство блестит в их глазах, не сводимых с маленьких комочков у живота домашнего, но не утратившего самолюбие, животного. Сами хозяева стоят поодаль, перешептываются, решают.
«Эти дети, что зачарованно следят, - думает она, - эти дети будут перед ее ней еще долго. В отличие от собственных. Девять кошачьих жизней не жаль было бы променять на одну человеческую, чтобы видеть, наблюдать, знать…»
Подушечки лап, не такие нежные, как у котят, но по-прежнему невероятно приятные на ощупь, загребают ворс яркого ковра, и когти на секунду сжимаются. Эй, не пристало котам мечтать.
И в застывшей в тишине комнате разливается мурлыкание. Глубинное, словно это душа ее, сжимаемая страхом и тоской, бьется внутри, дрожит, предчувствуя скорое расставание. Эхом откликаются маленькие сердца детей на этот призыв, котята прижимаются еще ближе, мурчат в ответ и беззвучно разевают рты с иглами клыков, еще небольших, но уже острых.
Она не будет учить их ловить мышей, ни к чему это квартирным котам. Она не будет приносить сюда пойманных беспечных воробьев, как это делает кошка соседа. Что поделаешь, она сама не умеет ничего подобного, но чувство бессилия от того, что она не в силах им ничего дать, ничему научить, и даже оберегать не сможет больше, бросает в зеленые глаза свежую искру тоски.
Утром хозяин долго шарит по полкам в коридоре, выуживает, наконец, картонную коробку. Аккуратно застилает тканью и, проведя меж пятнистых ушей любимицы семьи, отнимает у молчаливо наблюдающей матери ее несмышленышей и уходит.
***
Вечер окунает гостиную в смех и свет. Шумной компанией врываются в надежный мир под названием «Дом» гости. Но кошка не поднимается с постели, что в детской комнате, и продолжает мурчать. Она проваливается в болото болезненной дремы, улавливая только обрывок фразы любимого хозяина:
- Не уследили за ней весною, испортили породу. Чистокровных не будет больше. Жаль, конечно. Она-то останется, а котята… Пришлось утопить. Кто бы их забрал таких-то, ну?
Кошка не спит, дремлет. И продолжает сочиться мурлыканье. Людям думается, что эти звуки избавляют от боли. Что ж, возможно, так и есть.
Но у кошки почему-то никак не выходит исцелить саму себя.
Bleach. Улькиорра/Орихиме. Попасть в сильную метель. Утопая в снегу, идти на голос друг друга. (К сожалению, и заказчика замело по дороге.)
читать дальшеДаже прикрыв ладонью от крошек снега наручные часы, разобрать показываемое тонкими стрелками время было почти невозможно. Темноволосый парень, одинокий силуэт которого едва был заметен сквозь пелену вьюги, переминался с ноги на ногу, пытаясь согреться. Ветер щедро рассыпал комки-хлопья легких снежинок, походивших более на тысячи журавликов, каких складывают из бумаги для исполнения желаний.
Подождать еще немного.
Все-таки лучше было бы встретиться у входа в кинотеатр, но Орихиме выбрала это место, а спорить о подобных вещах было не в правилах Шифера. Девушка сама ему позвонила и, выпалив что-то о новом фильме, сообщила о месте и времени встречи. Ответ Улькиорры состоял лишь из короткого одобрения, хотя пригласи его кто-нибудь другой, он вряд ли бы согласился.
Еще раз протер дисплей телефона. Ее номер – первый в записной книге, но что-то мешает нажать кнопку вызова, и темноволосый прячет мобильный обратно, черными перчатками быстро стряхивает с себя снежок.
Скоро придет, обязательно.
На звук своего имени парень среагировал тут же. Голос негромкий, но уверенный. Ее голос. Сквозь свист разъярившегося ветра он казался слишком отдаленным, потому Улькиорра сам позвал девушку по имени, произнося все еще непривычное «Орихиме-сан». Похоже, услышав отклик, Иноуэ стала звать громче и, вдруг, так же звонко вскрикнула. Парень попытался бежать, но ноги утопали в снежной трясине, увязали, мешая двигаться вперед, хотя,как ему казалось, оставалось не так много. Голоса девушки слышно не было, и Шифер не мог понять, перестала ли она звать, или он не услышал ее. А метель вдруг, будто нарочно, сильней застилала глаза и била жестче, словно от досады, стонала и выла, кидалась на встречу, останавливая, сбивая с пути.
Хватая ртом ледяной воздух, Орихиме пытаясь избавиться от снега, набившегося за воротник при падении. Он таял на горячей коже и уже в виде холодных капель продолжал мучить девушку, которая от неприятного ощущения только кривила носик. Поднявшись, Иноуэ тут же осмотрелась, насколько позволяла разгневавшаяся стихия, и сделала было шаг вперед, как почва снова стала уходить из-под ног. Неуклюже раскинув руки и зачем-то зажмурив глаза, Орихиме приготовилась снова испытать все радости падения в сугроб, но сзади вовремя схватили за капюшон. Распахнув глаза, рыжеволосая облегченно выдохнула и улыбнулась: «Спасибо, Улькиорра-кун!».
Он просто отвел взгляд и стянул с себя шарф, небрежно обмотал им притихшую девушку и, взяв за руку, повел прочь от злополучного сугроба, от входа в заснеженный парк, от смирившейся с поражением метели. Иноуэ ступала за парнем след в след, прячась за его спиной от снежных хлопьев, не разбирая дороги, но абсолютно доверяя ему. Полностью закрыв лицо теплым шарфом, пахнущим странно: мятой и… самим Улькиоррой, Орихиме улыбалась. Все же, замечательная в этом году зима.
Ромео и Джульетта. Ромео/Джульетта. Встретиться в следующей жизни. (Заказчик - Decentra-chan)
На пункте с "следующей жизнью" автора немного занесло, так что...
читать дальшеОни встретились случайно.
Он сидел на скамейке у входа в городской парк, до ее появления – без дела, но теперь не сводил глаз с миниатюрной девушки напротив. Поглощенная чтением, она не замечала ни ароматов весенних цветов, ни внимательно следящего за ней юношу, лишь изредка поглядывая на аккуратные часики на тонком запястье. Она была из тех, кого называют не красавицами, а очаровашками: необъяснимое обаяние ее не ставилось под сомнение. То, как она бегло перелистывала страницы, как мимолетно улыбалась, как теребила пальчиками ленты на светлом платьице – все это казалось странно-волшебным, зачаровывало. Даже ветер, казалось, нарочно время от времени невидимой рукой трепал каштановые пряди, просто чтобы, стихнув, видеть, как она, тихо смеясь, станет их поправлять.
В таких, как она, наверняка, влюбляются с первого взгляда. Может быть, он тоже мог бы в нее влюбиться.
Но сейчас она закрыла книгу, поднялась, и вот – быстрые шажки ведут прочь из парка. Когда очередной порыв ветра вырывал из ее рук полупрозрачный платок, юноша уже убедил себя, что идти за нею было бы наивно. Но лоскут легкой ткани ложится ему под ноги. Пересекаются взгляды, и в один голос звучит вопрос:
- Мы знакомы?
Неловко. Она смущена, зачем-то извиняется, забирает платок из его рук и, стараясь побороть робость, громко произносит:
- Юлия. То есть, мое имя… - он думает, что у нее на удивление приятный голос.
- Роман. – она думает, что он довольно дружелюбен и не так надменен, как кажется на первый взгляд.
Названо достаточно.
Она улыбается.
Он делает шаг навстречу.
Уходят они вдвоем.
APH. Россия/Беларусь. Обнимать его сзади за плечи и шептать на ухо успокаивающие слова. NH! (Заказчик не нашелся).
читать дальшеОн делает последний глоток и отбрасывает бутылку. Даже тут, сидя на снегу, он не чувствует холода. Ему жарко – оттягивает длинный шарф, и, опираясь на излюбленный кран, поднимается с колен. Неблагодарно бьет в лицо снег, но он не щурит глаза и не прячется. Там, за спиной, уже слышны ее шаги.
Пришла.
В неизменном синем платье, по заметенной, едва виднеющейся тропе, приближается к Ивану. Снег скрипит, как эти мерзкие игрушки с крахмалом внутри, – она злится. Пробираться сквозь дебри лесов, какие есть только у нее, находить пути в болотах – непросто, но уже привычно. А в этих открытых равнинах, занесенных сугробами, на ветру… оступается, падает.
Россия откупоривает еще одну бутылку.
Арловская отряхивает одежду и подходит со спины. С ее ловкостью, с ее проворством вонзить клинок между лопаток не составит труда... Достает нож как обычно - незаметно для глаз.
Брагинский даже не оглядывается, когда к нему прижимается всем телом низкорослая девушка, когда, поднимаясь на носочках, она начинает говорить. Чуть слышно, шепотом. Слова смешиваются с воем ветра и перестают быть различимы для Ивана. Но она продолжает, говорит-говорит, усмехается и снова продолжает… Звучит это мистически, пугающе, как заговор, как мантра, как заклятие.
Наташа чувствует, как тяжело и часто дышит Брагинский, видит, как сцепляют пальцы металл, и почти представляет, как блестят «пьяные», аметистовые глаза. Конечно, не от слез – что за глупость? Под ресницами то и дело мелькает тень гнева. Она уверена. Сегодня он не на шутку зол.
Ее оружие, его оружие. Металлом по металлу. Звук противен, и Иван расправляет плечи, стряхивая с себя Арловскую.
«Не сейчас, успокойся, Ваня. Подожди немного, заберем сначала сестру. Еще не время, Ванюша…» - повторяет она, уже громко, но спокойно, скатываясь к какой-то безумной нежности лишь на имени, на обращении. Он верит. Хладнокровна и выдержана, с вжившимися чертами иезуита. Ха, жизненный опыт. И своенравная, гордая. Чертовка.
«Надо взять с собой Украину» - повторяет Наташа и поправляет бант на волосах. Черный. И душа – потемки.
«Надо» - соглашается Иван и уходит. Он итак слишком долго ждал. Слишком долго терпел это отрепье… Англия, Германия, Китай, Франция… черт.
Россия оборачивается и наклоняется к не отстающей, но едва поспевающей за ним Наташе. Аристократически-белая кожа и поалевшие от поцелуя губы. Брагинский разворачивается и снова идет вперед, так и не увидев вспыхнувшей на мгновение безумной улыбки.
FMA One String Fest
Эд|Ал. Гадать по теням. А! (Заказчик опять-таки не найден).
читать дальшеЭдвард соглашается на это только ради брата.
Гадания – глупости и самовнушение. А так называемое «предсказание по теням» вообще представляет собой один из отвратительнейших примеров. Бесхлопотным молодым девицам, возможно, это в удовольствие: тонкие пальчики будто ненароком будут придавать бумаге желаемую форму, но вот автоброня просто сминает вчерашнюю газету с очередной лентой угрожающих статей, с очередной ложью, с очередным некрологом…
- Брат! - удрученно произносит Ал, когда то, что по правилам следовало чуть примять, превращается в скомканный донельзя шарик. – Сейчас я принесу еще…
Эдвард молчит.
Бумага на подносе сгорает мгновенно: едва успевает озарить светом внушительных размеров доспех. Альфонс боится, что время уйдет так же быстро, боится, что может ничего не измениться. Не измениться. Ничего.
Стены, гладкие и холодные, вряд ли можно назвать интересным зрелищем, но когда Эдвард ближе подносит свечу, чтобы от пепла бумаги упала тень, то видит только сосредоточенный взгляд брата.
Тень покажет то, что грядет. Вот только каждому из них хочется верить в лучшее. Именно поэтому Ал долго примеряется, выбирая подходящее положение для «чтения». Они не обращают внимания на тени в виде языков пламени и воронов, пропускают очертания, схожие на оружия и руины, не замечают и других отчетливых знаков, мелькающих в тенях…
Пропадает азарт Альфонса, недовольно хмурится Эдвард.
Когда поднос, на котором лежала сгоревшая бумага падает, Ал неловко подхватывается и бормочет о том, что приберет все сам, а брату неплохо бы выспаться – уже поздно, завтра снова ранний подъем, да и сколько уже можно заниматься этой ерундой, в самом-то деле…
Эдвард оставляет свечу на столе и направляется к спальне. Он знает, что они с братом видели одно и то же, знает, что не случайно был уронен поднос.
- Знаешь, в конце, мне показалось, что я видел инструменты… так что каким бы ни было будущее, от Уинри там нам не отделаться.
Получается неубедительно, но Альфонс кивает. Эдвард выдавливает улыбку. Его небольшое вранье уже ничего не испортит.
А гадания все равно глупости и самовнушение.
Риза Хоукай. Таймлайн Ишварской войны. Первый снайперский выстрел. А+ (Заказчик - Рыжий Сплин
читать дальшеОна солдат. У нее приказ. И потому позиция занята, руки сжимают снайперскую винтовку, а глаза уже выискивают среди бесконечных песчаных холмов человека.
— Нет, не так, – тут же исправляется. — Врага.
Но Риза не привыкла себе лгать: она не хочет стрелять. Стрелять в безоружных, стрелять в людей, заслуживающих жизни, возможно, больше, чем она сама, подписавшаяся на это. Агрессор.
До последнего надеется, что в полуразрушенных зданиях, где их отряд проводит «зачистку», никого уже не осталось. Но змеями в песке мелькают ленты, черно-оранжевые, слишком яркие для этих мест цвета костей и гноя, мест, выжаренных солнцем. Только пока далеко для выстрела. Надо ждать.
Вообще, все должно было быть не так. Тренируясь на неподвижных мишенях, всаживая пули в бездушные куклы, она настраивала себя на то, что в следующий раз под ее прицелом может оказаться человек. Старалась представить, каково это – лишать другого жизни. Было не по себе, но убийство казалось ей крайней мерой, а предполагать и испытывать – на деле оказались слишком различно. Чересчур разные впечатления. Мышцы стонут от напряжения и неподвижности, тело вмиг становится невыносимым, тяжелым, будто по венам растеклась бронза и железо, будто одно движение – нажим на курок – и собственное сердце остановится…
Все, есть. Расстояние выстрела.
Сглатывает, смахивает челку, целится. Мужчина. Один. Лет двадцать пять-тридцать. Он не видит ее. Отворачивается. Он не видит ее – нужно стрелять…
Тошнота и озноб. Риза обещает себе больше никогда не смотреть в лица людей, в глаза людей, которых обрекает на смерть. Почему он только обернулся…
Но это проходит меньше, чем за пять минут. Ее тело снова кажется ей легким, руки не сковывает необъяснимая тяжесть, а сердце ровно бьется в груди. Только перед глазами стоят — не хотят исчезать, яркие ленты, черно-оранжевые. И почему-то из-за них так рябит в глазах, слишком, жжет до слез…
Она солдат. У нее приказ. Что за жалкое оправдание? И почему, почему, черт возьми, это настолько просто. Нельзя. Неправильно. Но мысли суетливы и беспорядочны, как песчаные могилы, в которых они оставляют ишварцев… На группу людей, немо бредущую по нежилому отныне городу, опадает ночная прохлада. Сон – вот что сейчас необходимо. Отдых, забытье, хоть ненадолго. Но когда Риза закрывает глаза, чернота быстро смеяется вереницей вспыхивающих цветов: оранжевый, черный, оранжевый, черный, красный, красный, красный…
В красном тонет, до утра проваливаясь в неспокойный сон.
D. Gray-man mini fest
Лави/Аллен. "Я действительно хочу быть книжником, или мне кажется, что я хочу им быть?" (Заказчик, ку-ку).
читать дальшеСерость. Холод. Последний, почему-то не растаявший, грязный снег под ногами в избитых колеях дороги. А по ней устало следуют два человека: в принципе, ничего примечательного, если бы не особая одежда, которая уже местами потрепана. Для них, похоже, это утро выдалось не самым лучшим, но путники упрямо движутся вперед: еще немного - и будет виден Орден.
Они молчат, от этого звуки вокруг кажутся более ясными, громкими, до тех пор, пока первый из экзорцистов, рослый парень, не окликает идущего немного позади спутника:
- Ой, Аллен, тебе не кажется...
Отсутствующий взгляд сменяется устало-недоумевающим. Совсем еще юноша, но со странно-пепельного цвета волосами улавливает лишь обрывок фразы "...что-то не так?". Осматривается и негромко отвечает:
- Акума здесь нет, иначе бы...
- Я говорил не об этом, - рыжий недоволен. Его напарник на протяжении всей миссии не обращал внимания на его слова и совершенно отказывался налаживать беседу, без которой обладателю яркой шевелюры было до невозможности скучно. Когда Лави уже собирается съязвить по этому поводу, Аллен вдруг устало прикрывает глаза и останавливается, жадно вбирает холодный воздух – готовится:
- Я, Лави, скажи, я действительно должен, нет, хочу быть экзорцистом, или это мне просто кажется?
Они стоят. Тихо. Холодно. Лави всматривается в лицо попутчика, только когда молчание начинает давить, может, за секунду до того, как Аллен пробормотал бы какое-нибудь извинение и попросил забыть о вопросе, он, усмехаясь, произносит:
- А я, я действительно хочу быть книжником, или мне кажется, что я хочу им быть?
Светловолосый вздрагивает. Ошарашено глядит вслед быстро шагающему по грязному пути книжнику - он совсем не смотрит под ноги. В небо.
- Как бы там ни было, назад у меня дороги уже нет, - рыжеволосый растягивает на лице знакомую дугу легкомысленной улыбки. Аллен замирает, не решаясь ступить вперед. Но уже спустя мгновение, полагая, что сделает правильный выбор, едва заметно улыбается.
-Сколько еще собрался на месте топтаться? Так и увязнуть в этой слякоти не долго.
Уолкер утвердительно кивает и, сильнее сжав ручку дорожного чемодана, уверенно ступает за Лави.
Верно, так и должно быть. Смотреть вперед, только вперед. Разве что еще немного, совсем чуть-чуть - на небо.
FFest
Original. Семья кошек. Хозяевам приходится отдавать котят, когда они вырастают. Для кошки это не в первый раз – она знает, что ее малышей скоро отдадут. Ее мысли и чувства по поводу скорого расставания со своими детьми. Заказчик - Мисс Грант, сдававшая, но не сдавшая экзамены.
читать дальшеОни еще ничего не понимают и пропадают обычно по одному. Так происходит каждое лето, вот уже пятый год подряд, но разве это что-то меняет?
Сейчас кошка, породистая, трехмастевая, чуть прикрыв глаза лежит на ковре в центре комнаты. Хозяйские дети обступили ее, и немое любопытство блестит в их глазах, не сводимых с маленьких комочков у живота домашнего, но не утратившего самолюбие, животного. Сами хозяева стоят поодаль, перешептываются, решают.
«Эти дети, что зачарованно следят, - думает она, - эти дети будут перед ее ней еще долго. В отличие от собственных. Девять кошачьих жизней не жаль было бы променять на одну человеческую, чтобы видеть, наблюдать, знать…»
Подушечки лап, не такие нежные, как у котят, но по-прежнему невероятно приятные на ощупь, загребают ворс яркого ковра, и когти на секунду сжимаются. Эй, не пристало котам мечтать.
И в застывшей в тишине комнате разливается мурлыкание. Глубинное, словно это душа ее, сжимаемая страхом и тоской, бьется внутри, дрожит, предчувствуя скорое расставание. Эхом откликаются маленькие сердца детей на этот призыв, котята прижимаются еще ближе, мурчат в ответ и беззвучно разевают рты с иглами клыков, еще небольших, но уже острых.
Она не будет учить их ловить мышей, ни к чему это квартирным котам. Она не будет приносить сюда пойманных беспечных воробьев, как это делает кошка соседа. Что поделаешь, она сама не умеет ничего подобного, но чувство бессилия от того, что она не в силах им ничего дать, ничему научить, и даже оберегать не сможет больше, бросает в зеленые глаза свежую искру тоски.
Утром хозяин долго шарит по полкам в коридоре, выуживает, наконец, картонную коробку. Аккуратно застилает тканью и, проведя меж пятнистых ушей любимицы семьи, отнимает у молчаливо наблюдающей матери ее несмышленышей и уходит.
***
Вечер окунает гостиную в смех и свет. Шумной компанией врываются в надежный мир под названием «Дом» гости. Но кошка не поднимается с постели, что в детской комнате, и продолжает мурчать. Она проваливается в болото болезненной дремы, улавливая только обрывок фразы любимого хозяина:
- Не уследили за ней весною, испортили породу. Чистокровных не будет больше. Жаль, конечно. Она-то останется, а котята… Пришлось утопить. Кто бы их забрал таких-то, ну?
Кошка не спит, дремлет. И продолжает сочиться мурлыканье. Людям думается, что эти звуки избавляют от боли. Что ж, возможно, так и есть.
Но у кошки почему-то никак не выходит исцелить саму себя.
@темы: шредервы
-
-
14.07.2011 в 01:19-
-
14.07.2011 в 04:24Эта не та Хета, о которой я тебе рассказывала
-
-
14.07.2011 в 15:41